Памяти Тёмы Кудряшова 

 
Сегодня ночью умер Тёма Кудряшов - мальчик, которого фонд Защити жизнь опекал пять лет. Опекал и очень любил. Рита Логинова, одна из самых “стареньких” волонтёров фонда, написала текст, посвященный Тёме и другим детям  - ушедшим и тем, кому ещё можно помочь.  
 
Пять лет назад я в первый раз приехала в детскую гематологию как волонтёр фонда «Защити жизнь». Накануне я вообще не понимала, куда еду и что там увижу, у меня был очень приблизительный план действий: сделаем для детей фотографический мастер-класс, чтобы они поучаствовали потом в выставке «Мир моими глазами» большого московского фонда «Подари жизнь». Я решила, что, ну, прорвёмся как-нибудь.
 
По-моему, эту поездку я прожила, не приходя в сознание: со мной была президент фонда Женя Голоядова, фотограф Аня Маслова, на которой, собственно, была матчасть, и мои друзья Даша Жданова и Таня Дружинина. Мы просто завалились в актовый зал Краснообской больницы, потом откуда-то взялись дети, дальше как в тумане: мы бегали по больничке с «мыльницами», фотографировали что ни попадя, смеялись и разговаривали, ставили кадры, в которые ловили куклу Барби с русалочьим хвостом, геркулесовую кашу, вон тот фикус у окна и оконный же довольно унылый пейзаж, мам и бабушек, соседей по палате, капельницы, трансформеров — всё-всё, что было вокруг.
 
Детей было не то чтобы очень много и даже не все были лысенькие, я особенно подружилась с четырьмя. Кристина очень умничала и острила, Лерка в смешных колготках с жирафиками звонила папе, маленький цыганёнок Руся перепробовал все фотоаппараты и художественно снимал свои коленки и потолок, а Тёма Кудряшов танцевал. Ох, как он танцевал. Наплевать, что из-под майки тянулся к капельнице «хвостик», наплевать, что от химиотерапии тошнит, наплевать, что волос нет — парень отрывался по полной, почуяв тусовку. Почему-то его все звали Колбасой. Тёма Колбаса! Я так и не выяснила, почему же Колбаса, может быть, теперь самое время.
 
Первой ушла Лерка. Когда мы познакомились в больнице, у неё уже не было руки, а после её смерти в сети орудовала мошенница, собирая деньги на лечение в Германии для нашей Леры, используя старую фотографию, где у Лерки было ещё две ручки. Её выписали из больницы, когда стало понятно, что химия уже не поможет да и вообще, кажется, ничего уже не поможет. Никакого детского паллиативного отделения в Новосибирске ещё не было, мама Лерки как-то справлялась сама, часто давала ей обезболивающие таблеточки, которые под конец не очень-то помогали. Помню, мы пришли к ним в гости с Верой Сальницкой, чтобы вытащить их на прогулку в Берёзовую рощу. Был очень-очень хороший тёплый день, в парк к ним пришел папа, и все втроём они обнимались с лошадкой, а Вера сделала замечательные портреты Лерки, мамы и папы.
 
Потом не стало Кристины. Она уже должна была ехать на трансплантацию костного мозга в Питер или Москву, но вдруг схватила пневмонию. Пневмония совсем-совсем не нужна детям с онкологическими заболеваниями, потому что с иммунитетом у них беда, организм может не вывезти обычную простуду, и вот так и вышло. Кристина была потрясающая, темпераментная девушка одиннадцати лет, рукодельница от Бога. Последний раз нам не удалось увидеться, хотя мы договаривались сшить сумочку из фетра. Я притащила фетр и нитки-иголки, но Кристина была в реанимации и через маму передавала нам оттуда привет. Привет, Кристина, думаю, мы сошьём эту сумочку когда-нибудь попозже, я исколю иголкой все руки, потому что растяпа, а ты будешь меня подкалывать.
 
Руся рос на моих глазах, как будто на ночь его клали в бочку с дрожжами. Потому что дети -- всегда дети, даже если тяжело больны: озорны и растут, не хотят есть тушеную капусту или вообще отказываются идти ужинать, если заняты чем-то важным. Вот и Руся отказывался, если мы вместе рисовали стенгазету. Издание называлось «Малиновый паравозик» (да, через «а», так исторически сложилось) и было посвящено жизни в больничке и вне её. Например, однажды мы с детьми, которые уже вылечились, летали на парапланах, а потом привезли фотографии с полетов в больницу: больничные наши ребятки страшно радовались за тех, кто побывал в небе, и обещали нам и себе, что будут стойко переносить уколы и тоже полетают. Руслана в ремиссии выписали домой, его забирал весь табор, а потом, после рецидива, весь табор по-очереди лежал с ним в палате. «Что-то ты, брат, скис, -- говорила я Русе, когда он, лёжа на ручках у бабушки, вырезал аппликацию в нашу стенгазету. -- Нам ещё летать». Руся кивал, по-русски он не очень говорил, но всё понимал. Полетаем, Руся, ты уже ближе к небу, а мы догоним.
 
Не поймите меня неправильно, я вспоминаю Русю, Леру, Кристину с болью, но и с большой радостью и любовью. Каждый, кто подвизается к околоонкологической благотворительности, сталкивается со смертью. Да что я говорю, каждый сталкиваются со смертью, это часть жизни. Просто обидно, когда уходят дети. Другого слова, кроме «обидно», не могу подобрать, каждый раз как в первый: чувствую себя обманутой, что ли, и никак не могу представить себе, что чувствуют родители. Мне кажется немножко неправильным специально писать это всё, но и не писать -- нечестно. Потому что нам, правда, больно и обидно. Но это не значит, что мы от этого перестаём делать то, что делаем: навещать детей в больнице, проводить там праздники и концерты, искать деньги на лечение. Потому что обида -- это такое детское чувство, а мы взрослые и сознательные. Нас уже под сотню человек, всех, кто волонтёрит и работает в фонде, а уж тех, кто помогает деньгами, и вовсе не сосчитать (но должно быть больше), и это счастье.
 
Потому что ради Тёмы мы делали летний лагерь, чтобы выздоровевший Тёма мог приехать туда с мамой или даже уже один, и почувствовать себя настоящим победителем. И ради Тёмы мы в Новосибисрке развивали паллиативную службу, чтобы Тёма, если победить рак не получится, не уходил в мучениях и без помощи тех, кто точно знает: даже если нельзя вылечить, это не значит, что нельзя помочь.
 
Тёма Колбаса, танцор и шутник, всегда знал, что сказать и сделать. Тёма -- неунывающий парень и остряк, настоящий красавчик, мамина гордость навсегда, и наша любовь тоже навсегда. Наверняка бы меня, хлюпающую носом, совсем расквасившуюся, ткнул в бок, чтобы не куксилась. Ну чего я, в самом деле.
 
Ради Тёмы, и конечно, ради Леры, Руси, Кристины и всех-всех родных мальчиков и девочек, которые всегда в наших сердцах (господи, я в первый раз пишу это и теперь знаю, кажется, наверняка, что это значит) мы идём дальше — очень много надо сделать. Помогите нам, пожалуйста, будьте с нами. И с Тёмкой.